— … то — правило, — продолжал кашмирский лорд, — или пример, если тебе так будет проще.

В глазах Челефи мелькнула сталь.

— Ты наказываешь одного, потом прощаешь второго. Ломаешь чужую гордость и учишь бояться, а потом показываешь великодушие и учишь доверять. Кнут и пряник, Кальпур. Ничего более.

«Вот только кнут одного человека непременно оказывается пряником другого», — пронеслась мысль в голове дипломата.

Проезжая мимо воинственных и вооружённых кашмирцев или бахианцев, они неизменно сталкивались с восторженными криками, которыми те приветствовали своего лидера — даже отрывались от собственных нелицеприятных дел. Люди создавали ощущение бродяг, которых позвали в богатый дом на роскошный пир.

«А потом они убили хозяев, — мысленно хмыкнул Кальпур. — Троица, куда же меня занесло?..»

— Происходящее вокруг, — через некоторое время вновь начал Челефи, — всего лишь урок, который Кашмир получил от Дэсарандеса и Империи.

Видя отсутствие реакции — что тоже являлось реакцией, — визирь оборвал изучение окрестностей. Кашмирец махнул рукой, задав новое направление, по которому они ехали, казалось, целую вечность. Всё это время их преследовал младенческий крик. Кальпур даже начал оглядываться, посчитав, что кто-то едет позади них, мучая ребёнка по пути. Но нет, постепенно вопли затихли.

Место, куда они вернулись, было полностью пустынно. Здесь не было ни имперцев, ни кашмирцев, ни мирных жителей, ни остатков стражи. Даже местные не прятались по углам. Лишь дым окутывал часть восточных развалин, придавая серый оттенок солнечному свету, косо падающему на умирающий город.

Они вернулись к месту, где был совершён первый удар. Месту, где Йишил спустила всю свою силу, позволив куклам и большому числу взрывчатки сокрушить эту область, пробивая путь для остальной армии.

В данный момент куклы волшебницы окружали город, выискивая диверсантов и врагов, засевших в немногих ещё не взятых укреплениях. Челефи, по большей части, старался направлять кукол туда, где был риск потери своих людей.

— Вот, что пугает тебя, так? — спросил кашмирец у посла. — Настоящее могущество, с которым мало что могло бы сравниться, даже если вспомнить ультимы древности или Финасийскую Стену.

— Пугает? — покосился на него Кальпур. — Не думаю.

Визирь криво ухмыльнулся.

— Лишь один из ста версов пробуждает ультиму. И один из тысячи пробудивших её может принести пользу. То, что ты видишь — знак судьбы и явно тревожное явление для таких, как твой царь. Если бы Кашмир не находился под пятой Империи, то с Йишил он направил бы все свои силы для захвата других стран. И разве смогло бы выстоять Сайнадское царство, когда на него раз за разом налетали неисчислимые тысячи профессиональных солдат, не боящихся смерти?

Кальпур пожал плечами, припомнив, как куклы умело истребили городскую стражу, немногих сионов, инсуриев, а также колдунов Империи. Очевидно, что испуганные шествием непобедимой армии Челефи, городские чиновники заранее сбежали, прихватив с собой солидные силы. Остатки не смогли сделать ничего. Лишь пали жертвой ультимы дочери «Надежды Кашмира».

— Думаю, это очень удобно, — после короткой паузы, произнёс сайнадский дипломат, — использовать бесконечную армию. Кукол можно применять как разведку, как средство для отвлечения, как разменную монету…

— Или как прямой удар, — улыбнулся Челефи.

— … но два года слишком коротки, чтобы создать реальную угрозу или захватить по настоящему могучую страну, — продолжил Кальпур. — У всех есть свои козыри и твой, — он серьёзно посмотрел на собеседника, — уже показан. А Империя привыкла к чудесам. Им найдётся, что сказать в ответ, даже если Дэсарандес так и не придёт на помощь, — посол растянул губы мудрой и скользкой улыбкой матёрого интригана, передавая право следующего хода.

Вот только его слова не были в полной мере честны. Челефи был прав. Ультима Йишил ставила крест на честном бою, ведь когда на одной стороне есть столь могучая сила, то второй остаётся лишь использовать подавляющую боевую мощь или стараться хитрить. Империя в своём нынешнем состоянии вполне себе могла собрать армию, не уступающую численности воюющей, но тогда оголила бы свои границы. Что-то меньшее же просто растворится в полчищах кукол.

Кроме того, всегда были и другие факторы, играющие Челефи на руку: его скрытность и тактическое мастерство. Невозможная жестокость и полная поддержка своего народа. Опасное сочетание. Однако самой главной причиной, почему чаша весов склонилась в его сторону, безусловно была слабость самой Империи.

Внутренние проблемы, оставленные Дэсарандесом, подтачивали и без того глиняные ноги могучего колосса. Зажравшиеся чиновники. Надменная и ленивая знать. Недовольное население. Плохо экипированные солдаты, плохо обученные и ещё хуже управляемые. Постоянные побеги магов, которых обучали и заставляли работать из-под палки.

И может быть на самом Фусанге всё было иначе, но здесь, в колониях, Империя ежедневно теряла свою власть. Отголоски этого чувствовались повсюду.

— Матерью Йишил была жрица Аммы, — заявил Челефи. — Она по доброй воле легла со мной, а потом выносила это дитя. Теперь говорят, что Йишил оказалась послана богиней.

— Ты тоже так думаешь? — Кальпур приподнял бровь.

— Я не считаю Амму своей богиней. Я почитаю Триединство, как единственную истинную веру. И когда Кашмир отвоюет свободу, то все прочие религии встанут на колени, склонившись перед истиной, либо покинут мою страну, — мрачно заявил визирь с ястребиным лицом. — Касательно же Йишил… Я бы сказал, что это не её послали ко мне, а меня послали к ней, — он рассмеялся. — Я — дар, направленный своему народу. Шанс на искупление, которое так жаждет эта пропитанная кровью земля. Лишь я могу направить руку всех обездоленных и страждущих. Направить прямо на Таскол, Ю в сердце Империи.

На следующий день всё поменялось. Насилие на улицах уменьшилось, а местные жители (в основном кашмирцы, так как светлокожих жителей иных регионов почти не осталось), начали выбираться из тех нор, где ранее прятались.

Кальпур, как и остальные приближённые Челефи, разместились во дворце наместника Ростоса. В данный момент посол наблюдал, как визирь осматривал награбленные сокровища, а также ценных заложников, чем-то важных для Ороз-Хора или за которых просто имелся шанс получить выкуп.

Женщина по имени Фира предстала перед Челефи и его грубым двором так же, как и все другие знатные пленники — раздетая догола и закованная в железные кандалы. Вот только там, где других красивых женщин встречали довольными, похотливыми криками и возгласами — унижение, как уже успел осознать Кальпур, являлось такой же частью процесса, как и итоговый приговор кашмирского визиря, — шествие Фиры к трону Челефи сопровождалось оглушительным молчанием.

Слухи о «Святой матери» Аммы давно разошлись по всем окрестностям, даже среди горных бахианцев и таких дикарей, коими являлись ублюдки Челефи. Чего уж, Фиру давно бы повязали имперцы, если бы не фанатичность сторонников, которые жертвовали своими жизнями, лишь бы не дать подобному случиться.

Нашли Фиру в одном из тайных храмов, посвящённых богине плодородия и красоты. Он находился в большой пещере, над которой был выстроен дом, служивший естественной маскировкой. Подобное поспособствовало тому, что обитель не стали жечь, а просто разграбили. Дикие кашмирцы выломали алтарь, сорвали изысканные полотна со стен, растащили святые книги, предметы поклонения и ритуальные святыни. Барельефы и фрески были побиты и испорчены, гравюры расколоты на куски. Взамен был размещён герб Кашмира: перекрещенные кривые сабли.

Впрочем, полностью искоренить что влияние Аммы, что (тем более) Хореса было невозможно. Слишком уж оно оказалось вездесущим. Даже здесь, в тронном зале наместника, куда ни кинь взгляд, были замечены имперские орлы и «малые молельни», заменяющие посещение храма для особо богатых и ленивых.

Больше всего усилий было приложено, чтобы уничтожить огромное настенное панно, нарисованное прямо на стене за троном. Оно было столь большим, что исключало возможность быстро затереть его или соскоблить. Разве что поджечь, но тогда проще будет разрушить весь дворец, на что визирь не пошёл, даже когда Йишил предложила свои услуги.